Копила на куклу, а купила танк....
Кажется, что ещё год-другой - и не останется никого. Но нет, оглянитесь. Есть ещё дети. Дети войны. Которые тоже ковали Победу.
Как Ада Занегина - шестилетняя смолянка с двумя косами по плечам.
- Мне очень хотелось на фронт - но не было солдатского ремня. И я у всех его выпрашивала..
Она даже толком не помнит этого сама: ей было 5 лет в начале войны! Мама, Полина Терентьевна, потом рассказывала про ремень, про отца-танкиста, ушедшего на фронт в первый день войны, про эвакуацию на Урал: мама-врач везла под своим началом сотню детдомовских детей. «И никто не заболел, не умер, не завшивел»…
Что она запомнила сама? Буржуйку в вагонах, единственную табуретку - вся обстановка - в пристройке, где они поселились в Марьяновке Омского края, несколько чёрно-белых фотографий в сумке - весь скарб. «Тогда, в войну, я первый раз попробовала шоколад: принёс раненый солдат, которого мама лечила». Помнит, как собирали с мамой на фронт посылки с варежками и носками. Как был до войны у неё любимый поросёнок - игрушка в чемоданчике - и как в бомбёжку на Смоленщине и поросёнок, и чемоданчик остались под огнём. «И больше у меня ничего не было». Ада копила на куклу. Складывала копеечки, что перепадали от мамы. А купила танк.
Однажды в «Омской правде» вышла маленькая заметка в рубрике «Почта наших читателей». Она тогда уже читала по слогам… И писала, слюнявя карандаш: «Я Ада Занегина. Мне 6 лет. Пишу по-печатному. Гитлер выгнал меня из города Сычёвка Смоленской области. Я хочу домой. Я собрала на куклу 122 рубля 25 копеек. А теперь отдаю их на танк. Дорогой дядя редактор! Напишите всем детям, чтобы они тоже свои деньги отдали на танк. И назовём его «Малютка». Когда наш танк разобьёт Гитлера, мы поедем домой».
Аду засыпали письмами - валились они и на редакцию «Омской правды».
Адик Солодов, 6 лет, писал: «Я хочу вернуться в Киев. Вношу собранные на сапоги деньги - 135 рублей 56 копеек - на строительство танка «Малютка»».
Тамара Лоскутова: «Мама хотела купить мне новое пальто и накопила 150 рублей. Я поношу старое пальтишко».
Таня Чистякова: «Дорогая незнакомая девочка Ада! Мне только пять лет, а я уже год жила без мамы. Я очень хочу домой, а потому с радостью даю деньги на постройку нашего танка. Скорей бы наш танк разбил врага».
Шура Хоменко из Ишима: «Мне рассказали о письме Ады Занегиной, и я внёс все свои сбережения - 100 рублей - и сдал на 400 рублей облигаций на постройку танка «Малютка». Мой товарищ Витя Тынянов вносит 20 рублей. Пусть наши папы громят фашистов танками, построенными на наши сбережения».
Эти письма, написанные по-печатному, читала Аде вслух мама. Одно было от 20-летнего солдатика, раненного подо Ржевом: из госпиталя он писал о том, что письмо Ады Занегиной вдохнуло в него, обездвиженного, с перебитым позвоночником, жаждущего только скорейшего избавления от мук, новую жизнь - и вот он уже идёт на поправку…
В детской памяти затянулась пеленой несбывшаяся кукла, газета, воображаемый танк… Ада забыла и не вспоминала о «Малютке». А через 30 лет тот сам напомнил о себе. ...
«Ма-лют-ка» было начертано поперёк люка легковесного танка Т-60, что всю его недолгую жизнь служило предметом шуток со стороны мужского состава полка. Ещё бы! «Рулила» им одна из 19 на всю Красную армию женщина-танкистка, Катюша, Катя Петлюк - 151 см ростом! И так прозванная за свои кукольные размеры малюткой, она ещё и управляла танком с таким именем! Ведь всё сбылось: деньги на танк были собраны.
Ада пропустила, но в «Омской правде» была и телеграмма, Москва - Омск, срочно: «Прошу передать дошкольникам города Омска, собравшим на строительство танка «Малютка» 160 886 рублей, мой горячий привет и благодарность Красной армии. Верховный главнокомандующий маршал Советского Союза И. Сталин».
И назвали его, как она завещала, «Малюткой», и фашистов побили, и вернулись домой... Танк Т-60 сражался на Курской дуге, дошёл до Сталинграда, попал в переплавку, а Катя на память оставила себе танковые часы… И они молча жили в её одесской квартире после того, как отгремели бои.
Ада узнала об этом 30 лет спустя от омских пионеров, которые раскопали эту историю и нашли Аду Занегину уже в Подмосковье, замужем, матерью, доктором. Пригласили в Омск на празднование 30-летия Победы, телеграммой известив о том, что будет присутствовать и механик-водитель «Малютки», некий Е. А. Петлюк. Тогда Ада Занегина узнала о многих деталях истории, инициатором которой она сама и стала. «Как экспонаты» их возили по городу: администрация, пионеры, детские дома… И везде Аде дарили по резиновому пупсу или роскошной кукле, или пластмассовому малышу с пелёнками - искупление за ту игрушку, которой не было в военном детстве…
«Две хозяйки танка» - так их называли. А по стране ещё раз прошла волна, поднятая когда-то в войну девочкой Адой. По Смоленской области собирали макулатуру - и в город пришло 3 колонны тракторов «Малюток». По Омску стал колесить построенный на народные деньги троллейбус «Малютка». По Электростали - автобус с этим именем. Перед перестройкой Катя Петлюк, та, что прошла всю войну, умерла от рака. А вот Адель Александровна Воронец, почти 80-летняя пенсионерка, жительница подмосковной Электростали, та, в нижнем ящике серванта у которой лежат письма из 40-х годов - Адика, Тамары и прочих, - жива. У неё один сын, две кошки и три работы: медсанчасть, оптика и подработка. Балкон в её «однушке» - в геранях.
Адель Александровна, Ада, почти не вспоминает войну, не вздрагивает по ночам от разрывающего перепонки послышавшегося звука авианалёта и, только когда попросят, достаёт старые вырезки «Омской правды»… «Забурели люди, не нужна им уже эта война… А мне... мне отрадно, что в Победе есть и моя малая толика».
Юный участник легендарной обороны Брестской крепости .
Петя Клыпа появился на свет в 1926 году (по некоторым данным, в 1927 г.) в Брянске. Его отца, работавшего на железной дороге, вскоре не стало. Поэтому мальчик отправился к старшему брату Николаю, который был военным. Он и пристроил 11-летнего Петра в музвзвод 333-го стрелкового полка, которым командовал.
Братья ездили по стране и в 1939 году оказались в Брестской крепости. Впрочем, Клыпу-младшего мало интересовала учеба, он грезил стать военным, как и брат Николай. 21 июня 1941 года 14-летний Петя провинился в очередной раз: приятель из Бреста позвал мальчика на стадион, где проходили спортивные соревнования. Клыпа, решив, что сможет вовремя вернуться, самовольно покинул часть. Однако об его отсутствие доложили Николаю, который отправил неугомонного братишку отбывать наказание в крепость: разучивать очередную музыкальную партию. Здесь и застала Петра война: он проснулся от грохота разрывающихся снарядов и увидел, что вокруг лежат раненые и убитые люди. Самого Клыпу контузило, но он принял твердое решение встать на защиту крепости. Конечно, солдат из него был никакой, но зато получился хороший разведчик: маленький и шустрый парнишка ловко прятался от немцев и выполнял роль связного между подразделениями, оказавшимися оторванными друг от друга. На второй день войны Петя с товарищем Колей Новиковым вновь отправились в разведку и нашли склад боеприпасов. Эта находка стала поистине спасительной: к тому времени у участников обороны патроны были на исходе. Сам же юный герой тоже участвовал в боях, стреляя по фашистам из пистолета, найденного на том же складе. Вообще, бесстрашию юного героя можно только удивляться. Во время очередной вылазки он нашел разрушенную медсанчасть и принес оттуда перевязочные средства и хоть какие-то лекарства. К тому же шустрый подросток не раз спускался до реки и приносил воду мучившимся от жажды защитникам. Вскоре стало понятно, что дальше оборонять крепость нет смысла. Тогда командир, понимая, что это единственный способ спастись, приказал женщинам и детям сдаться в плен. Однако Клыпа отказался идти с ними. С оставшимися защитниками он совершил отчаянную попытку прорыва, которая провалилась. Лишь единицам удалось добраться до противоположного берега реки, в их числе был и Петр. Но здесь их взяли немцы. В тот момент, когда пленные шли за реку, немецкий оператор решил снять для кинохроники сюжет о первых победах немцев. И когда камера поймала лицо худого мальчишки, тот пригрозил кулаком прямо в объектив. Смельчаком, испортившим «отличные» кадры, оказался Петя Клыпа. Наглеца жестоко избили, и весь оставшийся путь пленные несли его на руках. Однако юному герою вместе с Колей Новиковым и другими защитниками крепости удалось сбежать из лагеря, находившегося в Польше, и вернуться в Брест. Здесь они прожили больше месяца, и осенью 1941 года Петя вместе с приятелем Володей Козьминым решили идти к своим. Однако их опять схватили полицаи. Так Клыпа вновь оказался в плену и уже был отправлен в Германию. Здесь он работал батраком у местного крестьянина до тех пор, пока в деревню не пришли американцы. За помощь в поимке нацистских офицеров союзники предложили герою эмигрировать в Америку, но Петр не согласился и вернулся в родной Брянск.
Юная подпольщица г Минска
Люся Герасименко - советская пионерка, причисленная к списку пионеру-героев за своё активное участие в деятельности минского подполья, боровшегося против немецко-фашистских оккупантов в ходе Великой Отечественной войны. Людмила Герасименко родилась в 1931 году в Минске, была дочерью деятеля коммунистической партии Герасименко Назара Евстратовича. Практически сразу после оккупации Минска фашистами, Назар Евстратович включился в подпольную деятельность против захватчиков в составе "Сталинского подпольного райкома партии Минска", секретарём которого он стал.
На квартире семейства Герасименко регулярно собирались встречи и совещания подпольщиков, хранилось оружие и медикаменты, а также была организована связь с окрестными партизанскими отрядами. Люся активно помогала отцу в его деятельности: она выступала как связная при работе с другими подпольными ячейками, выполняла поручения по доставке листовок и запрещённых припасов, а также дежурила на улице во время собраний подполья, чтобы вовремя предупредить родных о замеченном немецком патруле.
В первых числах октября 1942 года вся семья Герасименко была арестована немцами. В течение почти что трёх месяцев их мучили и издевались - не пожалели изверги и 11-летнюю Люсю Герасименко, также подвергнутую жестоким пыткам.
- Людмила Герасименко, на допрос!
Люся сначала не поняла, что вызывают её.
- Люся, тебя! — подсказала Надежда Тимофеевна.
- О, боже! Хоть бы она выдержала, — шептала Татьяна Даниловна.
Её повели тёмным длинным коридором и втолкнули в какую-то дверь. Лучи яркого зимнего солнца больно ударили по глазам.
- Подходи ближе, девочка, — послышался очень ласковый голос. — Не беспокойся.
У окна стоял невысокий человек в штатском. Он внимательно смотрел на Люсю, как бы изучал её.
- Ну что ты такая несмелая. Садись вот сюда, — человек указал на стул. — Вот конфеты. Бери.
И он подвинул к ней красивую коробку. Девочка посмотрела на конфеты, потом на человека. Сколько ненависти было в её глазах. Человек как-то съёжился, сел за стол и спросил:
- Скажи, кто передал вам машинку?
- Купили до войны ещё.
- А откуда радиоприёмник?
- Он поломан. Только коробка…
- А кто приходил к вам?
- Многие. Человек оживился.
- Назови мне имена, фамилии. И расскажи, что они делали у вас.
- Алик, Катя, Аня… мы играли в куклы. Фамилия Алика — Шурпо, а Кати…
- Я не о них спрашиваю! — заорал человек.
- Кто из взрослых? Взрослых называй!
- Взрослых?.. Взрослые не приходили.
- Врёшь! Человек выскочил из-за стола и начал бить её по лицу.
- Отвечай! Отвечай! Отвечай!
Но она молчала. Молчала и тогда, когда гестаповец, избивая её плетью, вырывал волосы, топтал ногами. …В камеру она вошла, еле передвигая ноги, но с высоко поднятой головой, и чуть заметно улыбалась. Все видели, что нелегко ей давалась эта улыбка. Татьяну Даниловну и Люсю на допросы вызывали почти каждый день и почти каждый раз страшно избивали. А после одного допроса в камеру Люсю внесли почти без сознания. Внесли и кинули на пол. Женщины заботливо уложили её на нары. Внутри все горело. Очень хотелось пить. Очень хотелось кушать. Хотя бы маленький кусочек хлеба. Совсем маленький. Арестованных почти не кормили — в день давали ложек десять какой-то баланды. И ещё очень хотелось спать. В камере арестованных набито битком. Ночи коротали полусидя, прислонясь один к другому. Только слабые и больные лежали на нарах.
- Отсюда нам всем, родненькие, одна дорога — на виселицу, — словно сквозь сон слышала Люся чей-то горячий шёпот.
- Одна… Нет, была и другая — надо рассказать фашистам о том, что знаешь. Будешь жить, кушать, спать, любоваться синим небом, загорать на солнышке, собирать цветы. А как их Люся любила собирать! Ранней весной на лесных полянках голубыми глазами смотрят на тебя подснежники, а ближе к лету весь луг усеян колокольчиками…
- Не хочу цветов, — шепчут потрескавшиеся губы девочки. — Не хочу! Не надо их. Пусть будут на свободе папа и его друзья. А если они там будут, на воздух будут взлетать фашистские составы, по ночам раздаваться выстрелы. Минск будет жить и бороться.
26 декабря 1942 года Люся Герасименко и её родители были расстреляны немцами..
Участница партизанского движения, спасшая жизнь своего командира
О том, что довелось пережить Надежде Богдановой во время Великой Отечественной войны, стало известно лишь в начале 1960-х годов. Именно тогда бывший партизан Феропонт Снесаренко в одной из радиопередач упомянул школьницу Надю Богданову. По словам Слесаренко, девочка спасла ему жизнь, да и сама как минимум дважды была приговорена гитлеровцами к смерти. Надежда Александровна Богданова родилась в декабре 1931 года до войны девочка росла и воспитывалась в детском доме белорусского города Могилева. После нападения на Советский Союз гитлеровской Германии, детский дом был эвакуирован. За Смоленском на поезд с эшелоном, в котором ехали детдомовцы, налетели фашистские самолёты и трижды сбросили бомбы: много детей погибло, но оставшиеся в живых сбежали в лес и разбрелись кто куда. Надя вместе со своим товарищем Ваней Звонцовым через три недели после налёта самолётов на поезд попала в оккупированный немцами Витебск. Дети ютились в подвалах разрушенных домов. Чтобы не умереть от голода, до конца 1941 года они ходили по деревням Витебского и Городокского районов и просили милостыню. Одновременно крали у фашистов продовольствие и плохо охраняемые боеприпасы. Украв мины и динамитные шашки, дети планировали взорвать один из складов немцев. Группа детей с боеприпасами отправилась на склад, а Надя с Ваней остались на стрёме. Из-за неумения пользоваться боеприпасами несколько детей подорвались вместе со складом. Надя и Ваня Звонцов, находившиеся далеко от склада, не пострадали. В сентябре 1941 года Надя с Ваней попали к партизанам — в отряд «дяди Вани» (Михаила Ивановича Дьячкова), сформированный летом того же года.Детей научили всему, что пригодится им для выполнения задания: как найти брод через реку, как определить в лесу сторону света, как распознать шаги немцев. Вскоре им дали первое боевое задание разведать вражеские укрепления в деревнях Долганы и Рудня Витебской области Немцы и подумать не могли о том, что Надя, которая, притворяясь обычной попрошайкой, изо дня в день слонялась по оккупированному Витебску, запоминала расположение вражеских войск и передавала эту информацию партизанам. Накануне предстоящего праздника Октябрьской революции на собрании партизанского отряда бойцы обсуждали, кто пойдёт в Витебск и вывесит в честь праздника красные флаги на зданиях, в которых жили фашисты. По мнению командира отряда Михаила Ивановича Дьячкова, вывешенные в честь праздника красные флаги должны были послужить жителям города знаком, что война с немецко-фашистскими захватчиками продолжается, чтобы поднять боевой настрой витебчан. Фашисты тщательно охраняли подходы к городу, обыскивали каждого, и даже обнюхивали. Если у подозреваемого шапка пахла дымом или порохом, считали его партизаном и расстреливали на месте. К детям внимания было меньше, поэтому решили поручить это задание 10-летней Наде Богдановой и 12-летнему Ване Звонцову. На рассвете 7 ноября 1941 партизаны подвезли детей поближе к Витебску. Дали санки, в которых были аккуратно уложены мётлы. Среди них три метлы, в основания которых были намотаны красные полотнища, а сверху прутья. Согласно задумке партизан, дети для отвода глаз фашистов должны были продавать мётлы. В город Надя и Ваня вошли без проблем. Маленькие дети с саночками ни у кого из фашистов особого подозрения не вызвали. Ваня, который в партизанском отряде недавно, заметно нервничал при каждом взгляде фашистов в их сторону. Более опытная Надя старалась подбадривать мальчика. Чтобы снять с себя подозрения глядящих в их сторону немцев, Надя с санками подошла к группе фашистов и предложила им купить мётлы. Те стали смеяться и тыкать дулами автоматов в её сторону, после чего один из них на ломанном русском прогнал её. Весь день они ходили по городу и присматривались к зданиям в центре города, куда можно было бы повесить красные флаги. Когда наступил вечер и стало темно, они принялись за работу. За ночь ребята установили флаги на железнодорожный вокзал, ремесленное училище и заброшенную папиросную фабрику. Когда наступил рассвет, на этих зданиях уже развивались флаги СССР. на рассвете 7 ноября в оккупированном Витебске поднялся переполох – фашисты, увидев вывешенные красные флаги, по тревоге подняли все воинские части, в том числе полицию и жандармерию.
Завершив дело, дети торопились в партизанский отряд, чтобы доложить о выполненном задании. Когда они, уже покинув город, вышли на большую дорогу, их догнали фашисты и обыскали. Обнаружив папиросы, которые дети прихватили на папиросной фабрике для партизан, жандармы догадались, кому те их несут, и стали допрашивать, после чего увезли в Городок. В штабе их допрашивал начальник районной жандармерии, приставив детей к стенке и стреляя над их головами, затем их били шомполами. После допроса он приказал расстрелять детей. Их поместили в подвал, где находилось много советских военнопленных. На следующий день всех вывели из Городка на расстрел. Надя с Ваней стояли у рва под прицелом фашистов. Дети держались за руки и плакали. За доли секунды до выстрела Надя потеряла сознание и упала в ров из-за болей в ногах после ударов шомполами. Она долго пролежала во рву среди убитых, в числе которых был Ваня Звонцов. Очнулась от холода и тошноты. Поняв, что охраны никакой нет, собрав все силы, девочка начала вставать и пробираться к дороге. Изнеможённая, она направилась в сторону леса, где её нашёл командир бригадной разведки Фёдор Фёдорович Уклея. С тех пор отряд долгое время не позволял ей самостоятельно выполнять задания.
В начале февраля 1943 года в захваченных населённых пунктах Белоруссии гитлеровцы устанавливали огневые точки, минировали дороги, вкапывали в землю танки. В одном из таких населённых пунктов — в деревне Балбеки Шарковщинского района Витебской области — необходимо было провести разведку и установить, где у немцев замаскированы пушки, пулемёты, где стоят часовые, с какой стороны лучше атаковать деревню. После неудачной попытки взрослых партизан получить сведения, после которых отправленная группа понесла потери, командование решило отправить на это задание начальника разведки партизан Ферапонта Слесаренко и Надю Богданову. Надя, переодевшись в побирушку, должна была обходить деревню, а Слесаренко — прикрывать её отход в лесочке неподалеку от деревни. Фашисты легко пропустили девочку в деревню, посчитав, что она одна из бездомных детей, которые ходят в мороз по деревням, собирают продукты, чтобы хоть как-то прокормиться. Надя обошла все дворы, насобирала подаяния и запомнила всё, что нужно. К вечеру она вернулась в лесок к Слесаренко. Там её ждал партизанский отряд, которому она доложила сведения.
5 февраля 1943 года Надя впервые участвовала в ночном бою. Она взорвала фашистский штаб. При её участии был пущен под откос эшелон фашистов, направлявшийся в районы Езерища и Городка, была сожжена моторно-тракторная станция, в которой фашисты ремонтировали танковую технику. Надя разведала гарнизон Борнавалы и заминировала указанные командованием объекты. В бою за Балбеки Слесаренко ранило в левую руку: он упал и на какое-то время потерял сознание. Надя перевязала ему рану. В небо взмыла зелёная ракета, которая была сигналом от командира всем партизанам отходить в лес. Надя и раненный Слесаренко пытались уйти в отряд, но в глубоких сугробах Слесаренко потерял много крови и изнемог. Он приказал Наде оставить его и отправиться в отряд за помощью. Подложив под командира еловых веток, Надя отправилась в отряд. До отряда было примерно 10 километров. Ночью по сугробам в мороз добраться туда быстро оказалось сложно. Пройдя около трёх километров, Надя забрела в небольшой хуторок. Возле одного из домов, где ужинали полицейские, стояла лошадь с санями. Подкравшись к дому, Надя села в сани и вернулась к раненному Слесаренко. Взобравшись в сани, они вместе вернулись в отряд. После этой операции фашисты объявили за голову Нади вознаграждение в оккупационных марках В конце февраля 1943 года партизанами-подрывникам 6-го отряда под командованием Блинова был дан приказ заминировать недалеко от деревни Чурилово перекрёсток шоссейных дорог, который охраняется полицейскими, чтобы перекрыть движение фашистов в сторону Ленинграда. В этой операции участвовала Надя с Юрой Семёновым. Когда дети заминировали дорогу и начали возвращаться в отряд, их остановили полицаи. Надя стала прикидываться нищенкой, тогда они обыскали её и нашли в её рюкзачке кусок взрывчатки. Полицейские поняли, что это дети заминировали его, и, связав, положили в сани и повезли в гестапо в деревню Карасёво. Там Юру расстреляли, а Надю семь дней пытали, били по голове, раскалённым прутом выжигали на спине пятиконечную звезду, обливали на морозе ледяной водой, ставили на раскалённые камни. Не добившись от неё сведений, фашисты выбросили истерзанную и окровавленную девочку на мороз, решив, что она не выживет.
Надю нашли партизаны Иван Лохмотко и Александр Шамков, и отвезли в деревню там над Надей взяли опеку местные колхозницы. В пытках Надя потеряла слух и зрение, у неё отнялись ноги. Участвовать на войне ввиду потери зрения Надя уже не могла. За участие в минировании Надя была награждена медалью «За боевые заслуги».
О своём участии в Великой Отечественной войне Надежда Богданова не рассказывала, потому что не могла доказать. 23 февраля 1958 года она услышала по радио, как начальник разведки 6-го партизанского отряда Ферапонт Слесаренко — её командир — говорил, что никогда не забудут бойцы своих погибших товарищей, и сказал, что среди них были дети, среди прочих назвав имя Нади Богдановой, которая ему, раненному, спасла жизнь. После этого о Наде Богдановой начали писать в газетах, сочинять книги.
9 лет
Ваня Гришанов родился в 1932 году в селе Шепелёво Орловской области и рос в большой деревенской семье, где было четверо детей. Перед самой войной отец был репрессирован и расстрелян, а Иван автоматически стал сыном врага народа.
Первый год с начала войны в деревне прошёл в тревожном ожидании: сдержанные отголоски взрослых разговоров, в которых обсуждался ход отступления наших войск, потом появление в деревне первых беженцев, а затем и раненых красноармейцев, которые прорвались из окружения. Но настоящая тревога началась с появлением в деревне немецких полицаев. Карательные отряды искали коммунистов и отправляли их на расстрел, а молодежь угоняли в Германию.
В ноябре 1942 года деревню Шепелёво бомбили немецкие «юнкерсы». От гибели Ваню спасло разве что любопытство: он не стал укрываться в подвале дома со всеми, потому что хотел посмотреть на самолёты. А после авианалета на месте дома, где жила его семья, Ваня обнаружил огромную зияющую воронку. Мама и сестры, Татьяна и Ольга, погибли. Смертельно ранена была и зашедшая в гости тётя, но и она вскоре тоже скончалась.
На первое время 10-летнего Ваню и его старшего брата Николая приютили родственники. Вскоре в захваченной немцами деревне началась эпидемия тифа. Гитлеровцы страшно боялись любой заразы, поэтому «тифозные» дома они просто сжигали вместе со всеми обитателями.
Когда стало ясно, что у старшего брата, Николая, тиф, Ваня уложил его на сани и ночью тайком вывез из деревни. Мальчик решил, что лучше всего будет направиться в лес, куда немцы ходить опасались — это была уже партизанская зона. А по дороге в лес Ваня встретил других бежавших из деревни людей и с их помощью смог добраться до партизанского отряда. Саму дорогу Ваня помнил смутно. Как оказалось позже, он тоже заболел. ⠀ Каким-то чудом партизанам удалось выходить ребят.
После выздоровления Николай, которому к тому времени исполнилось 17 лет, перешёл через линию фронта и попросился в армию. А Ваня остался в партизанском отряде, где стал связным и наблюдателем. Под видом попрошайки ходил он по окрестностям и высматривал немецкую технику, дома полицаев и места, где удерживали пленных партизан. Обо всём, что видел, потом докладывал командиру партизанского отряда Фёдору. Кто он такой и даже его фамилию, ребёнок так и не узнал.
Сам же юный связной проходил под взрослой кличкой «Иван Иванович» - так командир давал понять мальчику, что отныне его приняли на серьёзную работу.
«Я хорошо знал эти места, много раз переходил линию фронта, — вспоминает после войны Иван, — Приносил сведения о том, где роют траншеи, где настоящий наблюдательный пункт, а где обманка. В сгоревших машинах находил немецкие карты, которые были точнее наших…» ⠀
В марте 1943-го Шепелёво, родная деревня Вани, оказалась на передовой. В то время уже начала формироваться Курская дуга. Партизаны прорывались к регулярным частям, и чтобы с ними соединиться, Фёдор взял «Ивана Ивановича» в боевой рейд вдоль линии фронта.
Ваня, как отличный знаток этой местности, должен был помочь бойцам пройти через овраги и заминированные траншеи. Партизаны держали курс на деревню Новосельцы, что в километре от Шепелёво, и путь их шёл почти впритирку к немецким траншеям.
Идти было трудно: ночью подмораживало, а днём весеннее солнце нагревало землю, и ноги намертво вязли в подтаявшем орловском черноземе... После того, как партизаны наконец соединились с небольшим отрядом регулярной части советской армии (с радостной суматохой под всполохи сигнальных ракет), внезапно оказалось, что немцам удалось перерезать дальнейший путь через траншеи. Атаковать они не торопились: боялись увязнуть в грязи, но планомерно сужали периметр окружения. Партизаны в попытке вырваться очень быстро израсходовали все патроны, и когда на второй день метаний по оврагам командир призывал поберечь патроны, его приказы уже не имели никакого смысла. ⠀
Под конец следующего дня остатки партизанского отряда были загнаны в большой овраг. Руководить ими было уже некому: командир, как и многие другие к тому времени был убит. Многодневное смертельное кружение по холодным оврагам вымотало последние силы, да и встретить немцев партизанам было нечем: у них не осталось ни гранат, ни патронов. Поэтому когда немцы цепью начали двигаться в направлении оврага, оставшиеся в живых партизаны сползли в самую глубину забитого грязным снегом глинистого оврага и стали ждать приведения в исполнение смертного приговора.
Дело в том, что партизаны не подлежали пленению — их расстреливали на месте. ⠀ Гитлеровцы не стали медлить. Выстроившись вдоль краев оврага, они молча пускали автоматные очереди по загнанным в яму людям, орущим от боли и бессилия. Потом побросали гранаты вниз, расстреляли остатки патронов и пошли к своим машинам, стоящим на дороге. И лишь после того, как стих рокот удалившихся машин, из-под кучи тел убитых партизан смогли выбраться несколько уцелевших. ⠀ Всего спаслось шестеро человек, включая Ваню Гришанова. Но все они были ранены.
По глухим, забитым снегом оврагам Ваня с трудом, но всё же смог вывести всю группу к своим — и сразу в госпиталь. Здесь, в госпитале, благодаря завязавшемуся дружескому знакомству с раненым фронтовиком, решилась и дальнейшая судьба Ивана - он попал в артиллерийскую часть. ⠀
На самом деле, после госпиталя мальчика планировали отправить в детский дом, который пугал Ивана гораздо больше, чем перспектива оказаться на фронте...
И Ваня уже забыл то счастливое время, когда не надо было прятаться от пуль и снарядов, полицейских облав и прочих опасностей. «Отныне всё это стало привычным и неизбежным, а жизнь в детском доме пугала так, как других пугает тюрьма», - рассказывает позже Иван. ⠀
Так, госпитальный приятель поспособствовал зачислению Ивана в состав ОИПТД (отдельного истребительно-противотанкового дивизиона) в качестве наблюдателя-разведчика и корректировщика огня. Здесь его научили читать топографические карты, а заодно в перерывах между атаками бойцы пытались обучать юного разведчика математике и письму. Мальчик считал, что ему выпала невероятная удача, ведь впервые за много месяцев он ел каждый день, спал в тепле и носил форменную одежду и сапоги. В обмен на такие «райские условия» Ване нужно было регулярно переходить линию фронта, чтобы уточнять расположение огневых точек противника. ⠀
В августе 1943 года с очередным таким заданием Иван находился в тылу у немцев: нужно было обозначить дымовой шашкой расположение вражеских минометов. Однако, как только задание было выполнено, Ваню обнаружили. Но и здесь ему повезло: несмотря на то, что он не смог вернуться обратно, ему удалось выжить и не попасть в плен.
Несколько дней мальчику пришлось скрываться на нейтральной территории в зарослях кустарника среди руин заброшенного села. По стечению обстоятельств именно там он и пережил конец одного из самых страшных сражений Великой Отечественной войны — Орловской наступательной операции, которая была частью эпохальной битвы на Курской дуге.
В то же самое время в месте дислокации ОИПТД начались ожесточенные бои, вошедшие в наступательную часть Орловско-Курского сражения. В ходе боевых операций погибли все бойцы дивизиона. И потому, когда отгремели последние взрывы снарядов, вернувшийся на место прежнего расположения своей артиллерийской части Ваня не смог никого найти. Лишь покорёженные орудия, перевёрнутые ящики от снарядов, свежий холм братской могилы, а над ним как памятный знак — станина от пушки и пробитая каска... Впервые за много месяцев ада и бесконечных потерь Ваня, наконец, заплакал. Он сидел на разбитой пушке и отчаянно голосил в тишину.
С того момента в его жизни снова начались скитания, постоянный голод и попрошайничество. День за днём мелькали тамбуры вагонов, сменялись названия населенных пунктов, какие-то люди, пытавшиеся его жалеть... Так продолжалось несколько недель, пока вынужденное бродяжничество не прервала ещё одна случайность.
В Брянске Иван встретил старшину из прежнего партизанского отряда, и тот сжалился: отмыл, накормил мальчика, а потом уговорил своего командира временно приютить Ивана в воинской части. Пятнадцатая отдельная мотострелковая бригада 19-ой артиллерийской дивизии формировалась для отправки на действующий фронт.
Иван стал ходить на занятия с бойцами топографической разведки, где выяснилось, что он уже умеет читать топографические карты и обладает боевым опытом разведчика-наблюдателя. Благодаря этому в феврале 1944 года Ивана зачислили воспитанником во взвод топографической разведки, сшили для него военную форму и поставили на довольствие. Конечно, это было не совсем законно, ведь с 1943 года в армии действовал приказ о направлении всех воспитанников из действующих частей в детские дома. К счастью для Вани, артиллеристы его очень ценили, поэтому в детский дом не отправляли. Так он стал настоящим «сыном полка». ⠀
«Но вот, в сорок третьем вновь стал нелегалом:
Приказ: всех подростков приписывать к тылу,
А я не ушёл.
Только в списках не стало,
А всё остальное осталось, как было». ⠀
Так напишет Иван Иванович, вспоминая то самое время и своё фронтовое детство. Остались, как прежде, переходы через линию фронта под видом местного мальчика-побирушки, осталось и постоянное соседство смерти, и жесткий армейский быт.
Своеобразное положение нелегала, который избегает «депортации» в детский дом, порой вынуждало Ивана отказываться от боевых наград. Когда всю группу разведчиков-топографов официально представляли к награде орденами, он обычно слышал: «Ну, выбирай, Иван Иванович, или с нами остаёшься или едешь в детский дом с орденом на груди». И Ваня всегда выбирал артиллерийскую часть.
В 1945 году после сильной контузии в Венгрии он, не долечившись, сбежал из госпиталя, потому что очень боялся потерять свою новую армейскую семью. Ведь именно с этой воинской частью Иван прошёл боевой путь из Брянска до австрийского городка Санкт-Пёльтен, где и встретил Победу. К тому времени, в 13 лет, он имел боевые медали: «За боевые заслуги», «За взятие Будапешта», «За взятие Вены». Впрочем, если бы не особое полулегальное положение на фронте, наград могло быть гораздо больше.
После войны был распределён в Суворовское училище в Курске, которое окончил в 1953 году с золотой медалью. Одесское военное училище Иван тоже окончил с отличием, а когда из-за тяжёлой аварии пришлось по состоянию здоровья уйти из армии, не побоялся начать всё с нуля. Он получил специальность инженера, устроился работать в НИИ и даже подучил звание «Заслуженный изобретатель». ⠀
При этом Иван Гришанов всю жизнь писал и продолжает писать стихи. Он не хотел быть военным, но жизнь не оставила выбора. Стихи писались для себя, «в стол», и многие из них навсегда затерялись в период кочевой офицерской жизни. Лишь в 2019 году при содействии поэта Анатолия Пшеничного увидела свет книга стихов ветерана «Я говорю войне — Прощай!». Проникновенные строки человека, воевавшего в детстве и видевшего страшную войну, никого не смогли оставить равнодушным! «Это стихи высокого природного художественного уровня – поэта, ушедшего на войну в 10 лет и знающего все её страшные детали. Без единого фальшивого слова...» «Жизнь моя на ласки не богата,
Не имел я их и не искал:
То детдом, то воровская хата,
А потом — войны крутой оскал.
В жизни той милей дневного неба
Был блиндаж с накатом в пять слоёв.
И в каком аду я только не был
В круговерти гибельных боёв!
Я забыл, откуда вышел родом,
Мир войны — мой первый детский класс.
Ну, а дни стекали, словно в воду
Капли слёз из воспалённых глаз.
Отвечаю чётко на вопрос вам:
Я родился сразу злым и взрослым...»